Неточные совпадения
Сверх того, допускалось употребление
латинских названий; так, например, персидская ромашка называлась не персидской ромашкой, a Pyrethrum roseum, иначе слюногон, слюногонка, жгунец, принадлежит к семейству Compositas и т. д.
В свободное от занятий время сочинял для городских попов проповеди и переводил с
латинского сочинения Фомы Кемпийского.
Дарья Александровна, еще в Москве учившаяся с сыном вместе
латинскому языку, приехав к Левиным, за правило себе поставила повторять с ним, хоть раз в день уроки самые трудные из арифметики и
латинского.
— Вчера она была у меня, она очень рассержена за Гришу на гимназию.
Латинский учитель, кажется, несправедлив был к нему.
Как, бишь, того звали, что
латинские вирши писал?
На обручах
латинская надпись: «Меня выпьет Грэй, когда будет в раю».
— Нигилист, — проговорил Николай Петрович. — Это от
латинского nihil, ничего,сколько я могу судить; стало быть, это слово означает человека, который… который ничего не признает?
— На что вам
латинские названия? — спросил Базаров.
— Пойдемте гулять завтра поутру, — сказала она ему, — я хочу узнать от вас
латинские названия полевых растений и их свойства.
Самгин чувствовал, что эти двое возмущают его своими суждениями. У него явилась потребность вспомнить что-нибудь хорошее о Лютове, но вспомнилась только изношенная
латинская пословица, вызвав ноющее чувство досады. Все-таки он начал...
Вытирал платком потную лысину, желтые виски, и обиженная губа его особенно важно топырилась, когда он произносил
латинские слова.
— Я утверждаю: искусство только тогда выполнит свое провиденциальное назначение, когда оно начнет говорить языком непонятным, который будет способен вызывать такой же священный трепет пред тайной — какой вызывается у нас церковнославянским языком богослужений, у католиков —
латинским.
Называя органы
латинскими терминами, рисуя их очертания пальцем в воздухе, Макаров быстро и гневно изобразил пред Климом нечто до того отвратительное, что Самгин попросил его...
Известный адвокат долго не соглашался порадовать людей своим талантом оратора, но, наконец, встал, поправил левой рукой полуседые вихры, утвердил руку на жилете, против сердца, и, высоко подняв правую, с бокалом в ней, начал фразой на
латинском языке, — она потонула в шуме, еще не прекращенном.
В стремлении своем упрощать непонятное Клим Самгин через час убедил себя, что Лютов действительно человек жуликоватый и неудачно притворяется шутом. Все в нем было искусственно, во всем обнажалась деланность; особенно обличала это вычурная речь, насыщенная славянизмами,
латинскими цитатами, злыми стихами Гейне, украшенная тем грубым юмором, которым щеголяют актеры провинциальных театров, рассказывая анекдоты в «дивертисментах».
«Идущие на смерть приветствуют тебя», — вспомнил Самгин
латинскую фразу и с досадой отошел от окна, соображая...
— Там живут Тюхи, дикие рожи, кошмарные подобия людей, — неожиданно и очень сердито сказал ‹Андреев›. — Не уговаривайте меня идти на службу к ним — не пойду! «Человек рождается на страдание, как искра, чтоб устремляться вверх» — но я предпочитаю погибать с Наполеоном, который хотел быть императором всей Европы, а не с безграмотным Емелькой Пугачевым. — И, выговорив это, он выкрикнул
латинское...
— Даже. И преступно искусство, когда оно изображает мрачными красками жизнь демократии. Подлинное искусство — трагично. Трагическое создается насилием массы в жизни, но не чувствуется ею в искусстве. Калибану Шекспира трагедия не доступна. Искусство должно быть более аристократично и непонятно, чем религия. Точнее: чем богослужение. Это — хорошо, что народ не понимает
латинского и церковнославянского языка. Искусство должно говорить языком непонятным и устрашающим. Я одобряю Леонида Андреева.
Этот Козлов, сын дьякона, сначала в семинарии, потом в гимназии и дома — изучил греческий и
латинский языки и, учась им, изучил древнюю жизнь, а современной почти не замечал.
— Кто? — повторил Козлов, — учитель
латинского и греческого языков. Я так же нянчусь с этими отжившими людьми, как ты с своими никогда не жившими идеалами и образами. А ты кто? Ведь ты художник, артист? Что же ты удивляешься, что я люблю какие-нибудь образцы? Давно ли художники перестали черпать из древнего источника…
— Как не готовили? Учили верхом ездить для военной службы, дали хороший почерк для гражданской. А в университете: и права, и греческую, и
латинскую мудрость, и государственные науки, чего не было? А все прахом пошло. Ну-с, продолжайте, что же я такое?
Леонтий впадал в пристрастие к греческой и
латинской грамоте и бывал иногда сух, казался педантичен, и это не из хвастовства, а потому, что она была ему мила, она была одеждой, сосудом, облекавшим милую, дорогую изученную им и приветливо открывавшуюся ему старую жизнь, давшую начало настоящей и грядущей жизни.
Занимая Накамуру, я взял маленький японский словарь Тунберга и разговоры и начал читать японские фразы, писанные
латинскими буквами.
Мне припомнилась школьная скамья, где сидя, бывало, мучаешься до пота над «мудреным» переводом с
латинского или немецкого языков, а учитель, как теперь адмирал, торопит, спрашивает: «Скоро ли? готово ли? Покажите, — говорит, — мне, прежде, нежели дадите переписывать…»
Но время взяло свое, и японцы уже не те, что были сорок, пятьдесят и более лет назад. С нами они были очень любезны; спросили об именах, о чинах и должностях каждого из нас и все записали, вынув из-за пазухи складную железную чернильницу, вроде наших старинных свечных щипцов. Там была тушь и кисть. Они ловко владеют кистью. Я попробовал было написать одному из оппер-баниосов свое имя кистью рядом с японскою подписью — и осрамился:
латинских букв нельзя было узнать.
Терпение у Альфонса Богданыча было действительно замечательное, но если бы Ляховский заглянул к нему в голову в тот момент, когда Альфонс Богданыч, прочитав на сон грядущий, как всякий добрый католик,
латинскую молитву, покашливая и охая, ложился на свою одинокую постель, — Ляховский изменил бы свое мнение.
Славянская раса не заняла еще в мире того положения, которое заняла раса
латинская или германская.
В Париже — последнее истончение культуры, великой и всемирной
латинской культуры, перед лицом которой культура Германии есть варварство, и в том же Париже — крайнее зло новой культуры, новой свободной жизни человечества — царство мещанства и буржуазности.
Христианское мессианское сознание может быть лишь сознанием того, что в наступающую мировую эпоху Россия призвана сказать свое новое слово миру, как сказал его уже мир
латинский и мир германский.
Мир разделяется не только на национальности, но и на более широкие образования — мир
латинский, англосаксонский, германский, славянский.
— Да, папа, он сам говорит, а сам у нас первый по
латинскому в классе, — отозвался и Илюша.
— А сам первый по
латинскому языку! — вдруг крикнул из толпы один мальчик.
Но до этого он не договаривался с Марьею Алексевною, и даже не по осторожности, хотя был осторожен, а просто по тому же внушению здравого смысла и приличия, по которому не говорил с нею на
латинском языке и не утруждал ее слуха очень интересными для него самого рассуждениями о новейших успехах медицины: он имел настолько рассудка и деликатности, чтобы не мучить человека декламациями, непонятными для этого человека.
Саша ее репетитор по занятиям медициною, но еще больше нужна его помощь по приготовлению из тех предметов гимназического курса для экзамена, заниматься которыми ей одной было бы уж слишком скучно; особенно ужасная вещь — это математика: едва ли не еще скучнее
латинский язык; но нельзя, надобно поскучать над ними, впрочем, не очень же много: для экзамена, заменяющего гимназический аттестат, в медицинской академии требуется очень, очень немного: например, я не поручусь, что Вера Павловна когда-нибудь достигнет такого совершенства в
латинском языке, чтобы перевести хотя две строки из Корнелия Непота, но она уже умеет разбирать
латинские фразы, попадающиеся в медицинских книгах, потому что это знание, надобное ей, да и очень не мудреное.
— Что ж я стану им преподавать? разве
латинский и греческий, или логику и реторику? — сказал, смеясь, Алексей Петрович. — Ведь моя специальность не очень интересна, по вашему мнению и еще по мнению одного человека, про которого я знаю, кто он.
Бог знает, какой
латинский термин, обозначающий болезнь интересного субъекта.
Собираются студенты обыкновенно к обеду под председательством сениора, то есть старшины, — и пируют до утра, пьют, поют песни, Landesvater, [Старинная немецкая песня.] Gaudeamus, [Старинная студенческая песня на
латинском языке.] курят, бранят филистеров; [Филистер — самодовольный, ограниченный человек, заботящийся только о своем благополучии.] иногда они нанимают оркестр.
Главное достоинство Павлова состояло в необычайной ясности изложения, — ясности, нисколько не терявшей всей глубины немецкого мышления, молодые философы приняли, напротив, какой-то условный язык, они не переводили на русское, а перекладывали целиком, да еще, для большей легкости, оставляя все
латинские слова in crudo, [в нетронутом виде (лат.).] давая им православные окончания и семь русских падежей.
Но так как возраст берет свое, то большая часть французской молодежи отбывает юность артистическим периодом, то есть живет, если нет денег, в маленьких кафе с маленькими гризетками в quartier Latin, [
Латинском квартале (фр.).] и в больших кафе с большими лоретками, если есть деньги.
Замечательно, что тут русские слова, как на известном обеде генералов, о котором говорил Ермолов, звучат иностраннее
латинских.
Отец Иоанн был не модный семинарский священник, не знал греческих спряжений и
латинского синтаксиса.
Мне было около пятнадцати лет, когда мой отец пригласил священника давать мне уроки богословия, насколько это было нужно для вступления в университет. Катехизис попался мне в руки после Вольтера. Нигде религия не играет такой скромной роли в деле воспитания, как в России, и это, разумеется, величайшее счастие. Священнику за уроки закона божия платят всегда полцены, и даже это так, что тот же священник, если дает тоже уроки
латинского языка, то он за них берет дороже, чем за катехизис.
Такое благонравие скоро привлекло на него внимание даже самого учителя
латинского языка, которого один кашель в сенях, прежде нежели высовывалась в дверь его фризовая шинель и лицо, изукрашенное оспою, наводил страх на весь класс.
Но греческий и
латинский я изучал всего два года, готовясь на аттестат зрелости.
Он сделал большие усилия выйти за пределы замкнутой
латинской культуры, раскрыться для других миров.
В каждой комнатушке студенческих квартир «
Латинского квартала» жило обыкновенно четверо. Четыре убогие кровати, они же стулья, столик да полка книг.
По окончании акта студенты вываливают на Большую Никитскую и толпами, распевая «Gaudeamus igitur», [«Итак, радуйтесь, друзья…» (название старинной студенческой песни на
латинском языке).] движутся к Никитским воротам и к Тверскому бульвару, в излюбленные свои пивные. Но идет исключительно беднота; белоподкладочники, надев «николаевские» шинели с бобровыми воротниками, уехали на рысаках в родительские палаты.
Студенты в основной своей части еще с шестидесятых годов состояли из провинциальной бедноты, из разночинцев, не имевших ничего общего с обывателями, и ютились в «
Латинском квартале», между двумя Бронными и Палашевским переулком, где немощеные улицы были заполнены деревянной стройкой с мелкими квартирами.
Однажды мать взяла меня с собой в костел. Мы бывали в церкви с отцом и иногда в костеле с матерью. На этот раз я стоял с нею в боковом приделе, около «сакристии». Было очень тихо, все будто чего-то ждали… Священник, молодой, бледный, с горящими глазами, громко и возбужденно произносил
латинские возгласы… Потом жуткая глубокая тишина охватила готические своды костела бернардинов, и среди молчания раздались звуки патриотического гимна: «Boźe, coś Polskę przez tak długie wieki…»
Церковно-славянский язык стал единственным языком духовенства, т. е. единственной интеллигенции того времени, греческий и
латинский языки не были нужны.